Сегодня исполняется десять лет, как отечественный спорт простился с выдающимся тренером Александром Гомельским. Своими воспоминаниями о знаменитом наставнике, которого в баскетбольных кругах звали не иначе как Папа, поделился его ближайший соратник Василий Авраменко, до сих пор продолжающий работать врачом национальной сборной страны.
- С Гомельским в 1983 году меня свел баскетболист ЦСКА Андрей Лопатов - будущий тесть Андрея Кириленко, - начал Авраменко. - У него сильно болели колени и спина, с которыми он мучился едва ли не полгода. Я восстановил Лопатова за неделю, что произвело большое впечатление на Александра Яковлевича. Он пришел ко мне с больными ахиллами, я и его тоже вылечил. Папа мной заинтересовался и настоял, чтобы я начал работать с баскетбольной сборной СССР.
Не буду скрывать, характер у него был сложный. Поначалу он не до конца доверял мне, устраивал проверки. Например, я говорил, что у кого-то из игроков плохая биохимия крови и ему нужно отдохнуть. Он кивал, а сам шел в лабораторию узнавать - правда ли это. Один раз, второй, третий… Таких проверок набралось с десяток. Но когда этот этап оказался пройден, между нами установилось абсолютное доверие.
Это касалось даже случаев, когда некоторые игроки после отбоя перемахивали через забор базы в Новогорске и отправлялись гулять в Москву на всю ночь. Скрыть эти похождения от главного тренера было очень сложно. Старый разведчик, он имел своих информаторов и среди охраны, и среди уборщиц. В таких случаях Папа подходил ко мне: «Василий Антонович, колись!». Я его старался не обманывать. «Да, было, - признавался. - Но они отработают на тренировке, ты не заметишь». Ребятам иногда нужно немного расслабиться, с девушками погулять. Это физиология, от нее никуда не денешься. И Гомальский соглашался, он же был мудрец. Для острастки покричит, поругается, но без последствий. А игрок рад, что его простили, и старается на тренировке еще пуще.
Александр Яковлевич был очень строг, но в некоторых случаях относился к нарушениям режима с юмором. Например, Витя Панкрашкин любил выпить и курил постоянно. Помню, как-то мы сидели на сборе в болгарском Бельмекене месяца два. В конце Папа устроил конкурс: сто бросков с разных точек на скорость. Соревнования, как ни странно, выиграл Панкрашкин, а не лучшие снайперы команды - Куртинайтис, Хомичус или Сокк. Вечером на ужине Вите принесли огромный торт, специально изготовленный по такому поводу, Папа вручил его и заявил во всеуслышание: «Ну ладно, бандиты, - он игроков в шутку всегда называл 'бандитами' - теперь все пейте и курите как Панкр!».
Талант великого психолога Гомельский во всю силу продемонстрировал на Олимпиаде-1988 в Сеуле перед полуфинальным матчем со сборной США. Американцы считались главными фаворитами Игр, пройти их казалось нереально. В Корее я жил с Папой в одном блоке, состоявшем из четырех однокомнатных квартир. Так вот, накануне того полуфинала он не ложился спать до пяти утра. Каждый час заглядывал ко мне, просил приготовить тонизирующий чай и уточнял различные детали: как зовут маму одного игрока, сына другого, на каком турнире случилось то или иное событие. «Зачем ему все это?» - недоумевал я.
Минут за сорок до начала игры, в раздевалке я замерил у ребят пульс. У всех примерно 50−55 ударов в минуту, значит они были абсолютно спокойны. Вошел Папа, чтобы провести собрание перед игрой. И тут он выдал то, ради чего не спал всю ночь. Гомельский вспомнил лучший матч в карьере каждого из двенадцати членов сборной. Нашел самое дорогое, что было у каждого игрока - жена, дети, родители, затронул самую сокровенную его струнку, заглянул каждому в самую глубину души.
Произнес свою пламенную речь и вышел. Я бросился снова замерять пульс у ребят. У всех было по 105−115 ударов в минуту! А ведь они спокойно сидели на скамейке, без физической нагрузки. Так зажег их Папа. На матч наша команда вышла с горящими глазами. Игроки боролись не за каждый метр - за сантиметр площадки. И обыграли хваленых американцев. А потом в финале одолели еще и югославов и стали олимпийскими чемпионами.